Философский клуб "Сократ"

Философия, собственно, не утверждает ничего, но утверждает это очень непонятными словами.
"Пшекруй"

Философия имеет дело с проблемами двух видов: решаемыми, которые все тривиальны, и нетривиальными, которые все нерешаемы.
Стивен Канфер

Философия: неразборчивые ответы на неразрешимые вопросы.
Генри Брукс Адамс

Когда на твой вопрос отвечает философ, перестаешь понимать вопрос.
Андре Жид

Подлинный философ ничего не умеет делать и обо всем может судить.
Юрий Крижанич (ХVII в)

Добавлено (13.04.2008, 21:40)
---------------------------------------------
1)Мама учила меня УВАЖАТЬ ЧУЖОЙ ТРУД:
«Если вы собрались попереубивать друг друга — идите на улицу, я только что полы вымыла»

2) Мама учила меня ВЕРИТЬ В БОГА:
«Молись чтоб эта гадость отстиралась»

3) Мама учила меня МЫСЛИТЬ ЛОГИЧНО:
«Потому что я так сказала, вот почему»

4) Мама учила меня ДУМАТЬ О ПОСЛЕДСТВИЯХ:
«Вот вывалишься сейчас из окна — не возьму тебя с собой в магазин!»

5) Мама объяснила мне ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
«Если ты сейчас же не перестанешь реветь — я тебя отшлепаю»

6) Мама учила меня ПРЕОДОЛЕВАТЬ НЕВОЗМОЖНОЕ:
«Закрой рот и ешь суп»

7) Мама научила меня СТОЙКОСТИ:
«Не выйдешь из-за стола, пока не доешь»

8.) Мама учила меня НЕ ЗАВИДОВАТЬ:
«Да в мире миллионы детей, которым не так повезло с родителями, как тебе»

9) Мама учила меня СМЕЛО СМОТРЕТЬ В БУДУЩЕЕ:
«Уж погоди, дома я с тобой поговорю»

10) Мама научила меня ОСНОВАМ САМОЛЕЧЕНИЯ:
«Если не перестанешь косить глазами — на всю жизнь так останешься»

Добавлено (17.04.2008, 18:45)
---------------------------------------------
Немного не в тему (хотя хаомосомность ессь же): Психоделия - это музыка, под которую психи размножаются делением.

Перед нами ряд натуральных чисел в бесспорной последовательности:

«Раз, два, три, четыре, пять...»

Тут нечего возразить. Начало обнадеживает: сразу видно, что рассказчик — человек без опасных, так сказать, отклонений, за него можно быть спокойным. В самом деле, «Раз, два, три, четыре, пять...» — серьезная заявка: это заявка на то, что все последующие события будут по- веданы лицом, любящим точность и находящим вкус в стройном изложении фактов. Не надо, дескать, пугаться: нить повествования в надежных руках.
Итак:

«Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел Зайчик погулять ...»

Что ж, очень мило — и никаких претензий: вышел так вышел, погулять так погулять. Впрочем, «погулять» ему, со всей очевидностью, не удалось — удалось только «выйти», поскольку тут же, без предупреждения, откуда, что называется, ни возьмись появляется Охот-
ник. Эта информация вводится немножко резко:

«Вдруг Охотник выбегает,
Прямо в Зайчика стреляет!»

Выбегает, значит, как сумасшедший, и ни с того ни с сего стреляет! Видимо, сидел под- карауливал Зайчика (к Зайчику сразу же появляется сострадание ) и потом выстрелил прямо в него. «Прямо» — очень важное слово, запомним его. То есть выстрел, как говорится, в упор, наповал.
Надеяться не на что, о чем так и сообщается:

«Пиф-паф, ой-ой-ой,
Умирает Зайчик мой».

...Чего и следовало ожидать. Мы застаем мучения Зайчика, так сказать, в процессе: пока он умирает, но непременно умрет, ибо в него стреляли прямо! И сострадание наше растет — вместе с состраданием рассказчика, который, увлекшись, даже называет Зайчика своим (ср.: «умирает Зайчик мой»). Кстати, это единственный случай интимизации повествования, то
есть любовного приближения повествователя к предмету повествования. Но тут-то логика — столь безупречная до сих пор — и начинает хромать, причем хромать внезапно и очень ощу- тимо, поскольку нам без всякого перехода докладывают:

«Привезли его в больницу …»

И дело даже не в том, что зайцев не возят в больницы — такое утверждение было бы с нашей стороны форменной придиркой: перед нами ведь все-таки художественное произведение! — дело в том, что совершенно непонятно, кто эти они, которые стоят за словом «привез-
ли», употребленным во множественном числе, и откуда они взялись там, где «гулял» Зайчик, а также «выбегал» и «стрелял» Охотник. До настоящего момента нам о них ничего не сообщалась, словно бы их и не было вовсе. Оказывается, были. Оказывается, молча наблюдали за происходившей в лесу трагедией. Наблюдали — и не вмешивались. А потом повезли умирающего Зайчика в больницу — лицемеры! Показное эдакое сострадание ... Причем из лесу в больницу повезли, за тридевять как бы это сказать земель. И долго, наверное, везли...
А Зайчика уже невыносимо просто жалко. Сумеют ли его спасти? Или всего-навсего констатируют факт смерти — и дело с концом? Но тут-то вот события как раз и приобретают самый неожиданный оборот, заставляющий усомниться в правдивости рассказчика и, может быть, даже в его — грубо говоря — вменяемости. Смотрите сами:

«Привезли его в больницу,
Он украл там рукавицу ...»

В высшей степени странная для умирающего форма поведения. Существо, которое уже почти на том свете, крадет, причем крадет не что-нибудь, в чем оно остро нуждалось бы в данный момент (например, ампулу с новокаином, который прекратил бы боли!), а ... дико даже представить себе это! — ру-ка-ви-цу! Во-первых, абсолютно неясно, почему больница оказывается местом, где наличествуют рукавицы, — не котельная все-таки! А во-вторых, прямо-таки изумляет то обстоятельство, что в столь критической ситуации Зайчик внезапно начинает испытывать такую острую потребность в предмете, отнюдь и отнюдь не отвечающем ситуации.
Рукавицу, к тому же только одну! Невероятно.

Этот акт первой кражи тревожит.
Тревожит и несколько, мы бы сказали, подрывает авторитет Зайчика, которого мы вроде как уже успели полюбить и тут же похоронить. Получается, Зайчик не вполне таков, каким мы его себе представляли. Он вор! Впрочем, очень может быть, что мы имеем дело с какой-нибудь роковой случайностью, которая незамедлительно даст о себе знать: Зайчик, например, пребывает в бреду и не отвечает за свои действия...

Ничего подобного. Ситуация не проясняется, и к разговору об украденной рукавице мы больше не вернемся. Факт совершен. Прискорбно. А повествование продолжается:

«Привезли его в палатку ...»

Что же, стало быть, из больницы увезли и привезли в некую «палатку». Не в палату — больничную, а в «палатку» — туристическую, скорее всего: сомнительно все-таки, чтобы повествователь с помощью уменьшительного суффикса столь некстати намекал на убогость
нашего больничного быта или испытывал особую нежность к больничным палатам! Оставим этот странный суффикс на совести рассказчика. Тут гораздо непонятнее другое: на каком основании Зайчика из больницы увезли. В больницу ведь не для того привозят, чтобы дать возможность украсть рукавицу. И потом, почему вообще такой необычный маршрут: из больницы в туристическую палатку, на лоно, извините за выражение, природы? Есть, между прочим, и еще одна несообразность: чего это умирающего — пусть даже укравшего рукавицу! — Зайчика возят туда-сюда? Насчет больницы вопросов не было, но вот злополучная эта «палатка»!..

Объяснить только что упомянутые странности мало кто возьмется. Никто, пожалуй, не возьмется — особенно когда узнает о дальнейших событиях, которые развиваются с головокружительной быстротой:

«Он украл там шоколадку ...»

Палатка, значит, была торговая, что-то вроде автолавки. Впрочем, это уже никому не важно. Важнее другое: действия почти покойного Зайчика (которого отныне начинает хотеться называть Зайцем, поскольку симпатии к нему едва ли не безвозвратно утрачены) приобретают устрашающую регулярность. Заяц ворует все, что плохо лежит. Он клептоман. Впрочем, и это не самое важное! А самое важное то, что Заяц, со всей очевидностью, не умирает. Но ведь Охотник стрелял прямо в него! И нам было сказано, что от этого выстрела наповал Заяц незамедлительно начал умирать! Похоже, нас дезинформировали или, во всяком случае, 26 недоинформировали по вопросу о поразительной живучести безобразного этого Зайца... И уж совсем невозможно взять в толк, почему кражи свои живой и здоровый как бык Заяц совершает при полном попустительстве окружающих! Они явно сквозь пальцы смотрят на его проделки. Может быть, они все еще заблуждаются, считая состояние Зайца критическим? Но ведь факты же вопиют!
Вот тут и становится окончательно понятно: Заяц — симулянт. Он воспользовался случайным выстрелом случайного Охотника (помните: «Вдруг Охотник выбегает...») в корыстныхцелях: чтобы безнаказанно тащить отовсюду что ни попадя. Экий отвратительный тип! И как только мы могли испытывать к нему сочувствие?

А попустительство окружающих продолжается:

«Привезли его домой ...»

Оставим в стороне вопрос о том, почему «домой» (а не, допустим, в тюрьму, что логичнее!), — пусть даже эта «доставка на дом» сама по себе кажется просто кощунством, — прочтем лучше последнюю строку данного безумного сочинения:

«Оказался он живой!»

Ничего себе «оказался»! Он уже раньше «живой» оказался. Он был живой все это время: и когда умирал, и когда крал. Тогда-а-а уже не было никаких сомнений: мертвые не крадут. А интересно, этим вот сведением, что «оказался он живой», от нас-то чего добиваются? Чтобы мы почувствовали облегчение или, не дай Бог, радость за «Зайчика»? Да пропади он пропадом, аморальный этот Заяц, вор и симулянт! Лучше бы он умер там, где «вышел погулять», — тогда мы не испытали бы такого жестокого разочарования ...

Добавлено (04.06.2008, 16:14)
---------------------------------------------
САМЫЙ ГЛАВНЫЙ. Притча

Собрались как-то органы тела, чтобы выяснить, кто из них должен быть самым главным.
- Самая главная я, - сказала голова, - так как я управляю всеми системами, и без меня ничего бы вообще не происходило.
- Самая главная я, - сказала кровь, - так как я циркулирую кислород по всему телу и без меня вы бы все зачахли.
- Самый главный я, - сказал живот, - так как я перевариваю пищу и даю вам всем энергию.
- Самые главные мы, - сказали ноги, - так как мы доставляем тело туда, куда ему необходимо идти.
- Самые главные мы, - сказали глаза, - так как мы позволяем телу видеть, куда оно идет.
- Самая главная я, - сказал задница, - так как я позволяю телу выводить фекалии.
Другие части тела засмеялись и бросились насмехаться над задницей.
Обиженная таким отношением, задница взяла и наглухо закрылась.
Через несколько дней голова ужасно разболелась, живот распух, ноги стали подкашиваться, глаза начали слезиться, а кровь стала токсичной. В итоге они все признали, что задница главнее их всех.

Мораль истории? Несмотря на то, что всю работу делают другие, командует, как правило, задница.

Добавлено (04.06.2008, 16:30)
---------------------------------------------

Гипотеза о Боге дает ни с чем не сравнимую возможность всё понять, абсолютно ничего не узнавая (А. и Б. Стругацкие "Пикник на обочине")

Жизнь прекрасна! В отличие от действительности…

Многие из тех, кто остался самим собой, так никем и не стали

Человек гораздо умнее, чем ему это надо для счастья

Между словами Жалеть и Помогать такая же разница, как между Хоронить и Лечить

Если женщина говорит, что ненавидит тебя - значит любит, но ты козел!

"Свободная любовь" - это выражение типа "жидкий стул". Вроде слова все понятные, но смысл совместно теряется

Для утвердительного ответа достаточно слова "да". Все прочие придуманы, чтобы сказать "нет"

Кто по уши в дерьме, тот рот не раскрывает

Иногда думаешь, что Фортуна тебе улыбнулась, а оказывается - ты ее просто насмешил

Достоевский ФМ. Это не радио. Это книги

Вот ударишь напильником по голове – больно, не ударишь – скучно. Парадокс…

Hа ваше некультурное предложение мы ответим нашим нецензурным согласием

Космоди! Снизошли нам очки модные,да шмотки новые бутиковыя! Дай Космо здоровья святой Дольче,Габбане и дочери их великомодной Маноло Бланди. Снизошли всяческую моднодать и дисконтную карту VERSACE. Да снизойдет гламурный свет твоих страниц на премногоблагодатнейшую святую LACOSTу и брата ее блаженного KENZO! Да не потемнеют волосы на голове Донны Каран и да не победят каллории Великую Миуччию PRADу Первомодную. Не обдели вниманием своим соратника нашего и покровителя Жана Жака Ферре, и да пускай благоухают пако-раббановские обновки Наоми благоговеннейшей CHANELью. Избави милостиво от целлюлита и слоящихся ногтей на ногах блаженных моделей - великомученниц у пастырей наших Джимми Чу и Кельвина Кляйна. Да возблагоухают страницы твои бесплатными образцами святейших новинок от Живенши и Ив Сен Лорана. Во имя Герлен и Миа и Рудольфо Валентино. Мейбилинь.

Добавлено (10.07.2008, 22:33)
---------------------------------------------
ПО РЗЕЛУЛЬАТТАМ ИЛССЕОВАДНИЙ ОДОНГО АНЛИГЙСОКГО УНВИЕРТИСЕТА, НЕ ИЕЕМТ ЗАНЧНЕИЯ, В КОКАМ ПРЯОКДЕ РСАПОЖОЛЕНЫ БКУВЫ В СОЛВЕ. ГАЛВОНЕ, ЧОТБЫ ПРЕАВЯ И ПСЛОЕНДЯЯ БКВУЫ БЛЫИ НА МСЕТЕ, ОСАТЬЛЫНЕ БКУВЫ МГОУТ СЕЛДОВТАЬ В ПЛООНМ БСЕПОРДЯКЕ, ВСЕ-РВАНО ТКЕСТ ЧТАИТСЕЯ БЕЗ ПОБРЕЛМ. ПИЧРИОНЙ ЭГОТО ЯЛВЯТЕСЯ ТО, ЧТО МЫ НЕ ЧИАТЕМ КДАУЖЮ БКУВУ ПО ОТДЛЬЕНОТСИ, А ВСЕ СОЛВО ЦЛИКЕОМ !!!!!!!!!

Добавлено (10.07.2008, 22:35)
---------------------------------------------
Эволюция мужской сексуальности от 10 до 80 лет
10 лет. Чего-то хочется, не пойму никак - чего.
12 лет. Хочется ,,,,,.
14 лет. Хочется хоть какую-нибудь девчонку.
16 лет. Хочется именно вот эту подругу, потому что она всем даёт.
18 лет. Хочется всех! ... попробовать по разу!
20 лет. Хочется именно эту девушку, потому что она никому не даёт.
25 лет. Хочется только эту женщину, потому что она лучше всех!
30 лет. Хочется вон ту женщину, потому что она чужая жена.
35 лет. Хочется всех, кроме своей жены.
40 лет. Хочется вот эту 16-летнюю глупышку.
45 лет. Хочется одинокую соседку - она вряд ли откажет.
50 лет. Никого не хочется, надоели все - но надо!
55 лет. Хочется...
60 лет. Хочется хоть какую-нибудь женщину, но уже не очень можется.
65 лет. Надо делать вид, что всё ещё чего-то хочется.
70 лет. Слава богу, уже не надо делать вид.
75 лет. Помню, как мне хотелось ту женщину!
80 лет. Помню, чего-то хотелось, а чего - не помню

Я спросил у сакуры,
Где та гейша, которая разбила мне сердце.
Сакура не ответила.
И это хорошо.
В нашем роду и так полно психов,
Которые говорят с деревьями и травой.

Мохнатый шмель на душистую ветку сакуры.
Серая цапля на крышу дома в Киото.
Самурайская дочь – на бюллетень.
Не стоит находиться рядом,
Когда отец тренируется с бамбуковой палкой.

Опа да опа…
Срослись ветка сакуры и сидящая на ней птица.
Я не верю своим глазам.
Между ними должен быть промежуток!

Неуклюжие пешеходы бегут по лужам.
Вода рекой течет по асфальту.
В префектуре Исемидзу дождь и полная тишина.
Там не разрешают петь на улицах крокодилам.

Вот кто-то спускается с горы Фудзи.
Наверно, это тот, кто мне мил.
На нем зеленое кимоно.
На мне белое,
И рукава завязаны сзади.